Категории - слова науки, отражающие бытие или его фрагменты в виде структурных элементов, процессов, взаимосвязей и т. п. только на уровне их атрибутивных признаков (к атрибутивным признакам мы относим лишь те признаки, без которых теряется сущность или форма предмета, явления, отношения). Категории бывают, по крайней мере, трех уровней.
Первый уровень - философские (сравнительно небольшое количество понятий отражающих и системно увязывающих между собою все сферы мироздания). Система этих философских категорий является парадигмальной (системообразующей) для всей совокупности нисходящих категорий, для видения связей между, казалось бы, абсолютно независимыми науками. Считаю важным подчеркнуть важность для конструкторов фундаментальных категорий видеть, предусматривать, обозначать пути, механизм, этапы перехода от фундаментальной категории к её конечной практической ипостаси. Без этого может образоваться фундаментальное, но бесплодное теоретизирование.
Второй уровень - категории общих теорий естественных или гуманитарных наук. Их задача адаптировать общефилософские определения к сферам своих наук.
Третий уровень - категории конкретных естественных и гуманитарных наук, дающие детализацию общих категорий относительно живой жизни, изучаемых этими науками.
Такова самая общая схема отражения объективной или субъективной действительности, без которой невозможно получение системного образования, научно-исследовательская работа, в том числе и в области описания, разработки, совершенствования определенных категорий.
К сожалению, если объективно оценить положение в категориальном хозяйстве, то ситуация далеко не идеальная. На нескольких примерах хочу показать имеющиеся теоретические и прикладные проблемы, связанные с конструированием философских категорий и их дальнейшим практическим употреблением различными научными дисциплинами. Поскольку автор статьи имеет опыт в описании категорий таких общественных дисциплинах как социология и политология, то и примеры с адаптацией, применением философских и не только философских категорий будут приводиться именно из этих сфер
[1] Начну с личного впечатления, что классики философии не очень заботились как об определении сущности, иерархического места той или иной категории, так и о практическом применении конструируемых ими категорий.
Далее, философские категории, призванные дать самое общее, но верное отражения объективного и субъективного мира и тем самым быть методологической основой для формирования четких специальных категорий естественных и специализированных общественных наук, иногда, являются вовсе не философскими категориями, а расплывчатыми, допускающими различные толкования понятиями предположительно из истмата и поэтому не приемлемые для методологической роли философских категорий.
Начну с определение свободы через познанную необходимость. Здесь объективное (свобода) определяется через субъективное (познанная необходимость) и в силу этого связывается лишь с деятельностью людей, т. е. сводится к категории обществоведения и не может быть универсальной категорией для мироздания в целом и его отдельных сфер, частей. Это категория общесоциологического, обществоведческого уровня (в недалеком прошлом уровня исторического материализма). Попробуйте применить эту категорию в рамках естественных наук и у вас ничего не получится. Несомненно, существует более широкая философская категория, обслуживающая материальный, социальный, духовный и другие миры.
По моему мнению, на философском уровне свобода - это проявление неограниченности и возможности для всех природных, социальных, духовных систем. В таком понимании она применима ко всем названным выше сферам природной, социальной и духовной жизни.
Подобные соображение можно сказать и по поводу категории потребность, которая у философов определяется как нужда или недостаток в чем-либо необходимом для поддержания жизнедеятельности организма, человеческой личности, социальной группы, общества в целом. Это тоже общегуманитарная, экономическая категория срединного уровня, но не общеметодологическая, философская.
Недопонимание роли, функций категорий каждого уровня регулярно ведет к неумелому, неуместному использованию категорий студентами (и только ли студентами?) при изложении учебных предметов. Говоря о философии, они часто используют определения среднего уровня или очень конкретных гуманитарных дисциплин и наоборот.
По-видимому, нужны специальные занятия, на которых показывались бы сущность, роль, задачи каждого уровня категорий.
Попытаюсь дать приблизительный пример объяснения нисходящего триадного преобразования категории потребность с философского уровня к конкретному социологическому уровню. Объяснение можно вести по ниже излагаемому плану.
Вступление. Во вступлении, объясняем, что сложившееся определение потребности является социологическим понятием и не может быть философской категорией и поэтому должно определяться через иную, более широкую философскую категорию, в рамках которой определяется её сущность, место, отношение, «родство» с другими составными элементами этой категории.
Далее объясняем, что выяснение сущности потребности на философском уровне необходимо связывать с такой категорией философской категорией как императив. Коротко, указываем на побудительные стороны потребности, а это - проявление императивности. После этого переходим к философскому уровню.
Философский уровень. Даем определение императива. Императив есть повеление, влияние, побуждение, воздействие, стимулирование к передвижению, изменению, действию со стороны одного материального или духовного объекта, их состояний на другой материальный или духовный субъект или на самих себя. В качестве императивов могут выступать природные и социальные структуры, явления, состояния, том числе в форме потребностей и отвержений. Именно такое определение является философским, поскольку органично объединяет материальное, духовное, социальное. Без такой категории, объединяющей то, что в социальном мире называется потребностью или отвержением и то, что в неживом мире можно назвать протопотребностью, протоотвержением, силой, притяжением и т.п., порвется связь между живой и неживой природой, между материей и духом, между научными дисциплинами и т.п. Философия лишится её методологической, парадигмальной роли, а конкретные теоретические дисциплины лишатся ориентации в сложном мире понятий.
Поскольку в данном случае мы работаем с понятием потребность, то показываем, что потребность является одной из разновидностей императива и разъясняем необходимость адаптировать, конкретизировать понятие потребность как разновидность императива к общей теории определенных наук (в данном случае к общей социологии), а затем к конкретным наукам.
Уровень общей социологии. На этом уровне мы обращаемся уже непосредственно к категории потребности как разновидности императива и даем ей определение, опирающееся на категорию императива. Потребность – это императив, проявляющийся и осознающийся как состояние страдания биологической или духовной системы, вызванное нехваткой жизненно важных условий, элементов и в силу этого побуждающий носитель этого страдания на достижение необходимых условий, на освоение жизненно важных элементов.
Конкретный социологический уровень. На этом уровне проводится адаптация категории общей социологии к конкретным социальным условиям, субъектам, системам. Для каждой совокупности субъектов, групп, общностей можно и необходимо конструировать свои собственные конкретные определения. Без этого мы не поймем причины деятельности или бездеятельности определенного социального субъекта. Конкретных социальных субъектов великое множество. Поэтому попытаемся дать пример определения потребности как стимула деятельности для такой социальной группы как молодежь.
Потребность молодежной группы как императив к действию есть моральное страдание, вызванное недостатком условий для самореализации (невозможность получить специальность, развить физические силы, реализовать властные амбиции и т. п.) и побуждающая молодежь к действиям по устранению этих страданий. Чем больше перечислим возможные причины страданий, тем легче определимся со стимулами молодежи и её возможным поведением.
[2]
Долгое время рядовому философу, обществоведу фактически запрещалось работать над таким конструированием категорий, заявлять о возможности их применения. В советский период мэтры общественных наук с подозрением смотрели на любые попытки уточнить данные классиками категории философии (старшее поколение обществоведов регулярно слышало вопрос: ты что, считаешь себя умнее классиков?). Отсюда застой, окостенелость в совершенствовании, упорядочивании уже имеющихся философских категорий или в конструировании новых.
Естественники, не довольные сложившейся методологической ролью философии, стали изобретать методологические теоретические построения для своих конкретных наук, чтобы на базе собственной сформированной философии науки строить свои практически работающие категории. Делали они это не безуспешно. Особо хотелось бы отметить разработку категории «самоорганизация». Этот термин введен в научный оборот в 1947 году английским кибернетиком Эшби У.Р. и с тех пор стал применяться при конструировании машин высокой надежности.
Однако, занимаясь собственными проблемами, естественники в силу своей природы не могли выработать в данном случае общефилософской категории самоорганизации. Определение самоорганизации, приведенное в одной из лучших разработок по самоорганизации, претендующей на роль философии науки звучит следующим образом: «Под самоорганизацией же понимаются процессы упорядочивания, происходящие в системе за счет действия ее составляющих»
[3]. Определение бесспорно правильное, но излишне широкое, кибернетическое. Философское определение при его максимальной широте должно, на наш взгляд, указывать на важнейшие сферы своего применения. И это было сделано философами задолго до выхода этой книги: «Самоорганизация - процесс, в ходе которого создаются, воспроизводятся или совершенствуется организация сложной динамической системы» (см. Философский энциклопедический словарь. Москва. «Советская энциклопедия». 1983. С. 591).
Это философское определение было бы безупречным, если бы в свою очередь философия, развивая наработки, достижения естественников, заметила и применила в своем определении такое открытие естественников, сделанное ими при изучении самоорганизации, а именно: «самоорганизация происходит в системах за счет действия составляющих их элементов». Налицо взаимное пренебрежение между естественниками и философами. В результате взаимного небрежения страдает наука, остаются предпосылки для неизбежного расхождения в понимании этой категории между естественниками и гуманитариями. В итоге мы наблюдаем, как в исследованиях о самоорганизации мелькают такие названия одного и того же - синергетика, гомеостазис и т. п.
Не лучше обстоят дела с адаптацией этой категории к конкретным социальным и экономическим дисциплинам. Социологи, политологи почти не занимаются проблемой самоорганизации в социальной сфере, а ведь в условиях перехода к рыночной демократии, в условиях формирования гражданского общества такие конкретные наработки жизненно необходимы.
Не могу не обратить внимания и на конструирование контрарных (противоположных категорий). Например, у обществоведов практически повсеместно сложилось мнение, что с помощью категории потребность, о которой речь шла выше, можно выразить всю совокупность отношений между людьми, связанных с необходимостью в чем-то и отторжением чего-либо. Необходимость в качественной пищи и необходимость в отторжении ядовитой пищи выражались в категории потребность. На наш взгляд это в корне не правильно, поскольку речь идет о противоположных категориях – потребности и отрицании, отвержении, отторжении, которые являются противоположными категориями, выступающими императивами к прямо противоположным действиям.
Отторжение – это императив, связанный со страданием биологической, экономической, духовной, нравственной системы, вызванным погружением во вредную среду или присутствием в системе чего-то вредного для жизнедеятельности системы, что побуждает её (систему) к избеганию этих условий, элементов к борьбе с ними и т. п..
Несомненно, в социальной жизни существует масса других конкретных императивов, имеющих в реальной жизни свое специфическое лицо. Без представления об этих конкретных императивах трудно создать научное представление об окружающем мире, сделать научный анализ социальных проблем, осуществлять научное прогнозирование.
Таким образом, уже на основе приведенных выше примеров можем констатировать:
Существуют проблемы с определением сущности устоявшихся философских категорий и конструированием новых, с уяснением иерархической роли категорий различного уровня.
Плохи обстоятельства с детальной проработкой самых низовых категорий. А там, где деталей не видно, их пытаются изобрести, домыслить в соответствии с существующей догмой. В итоге, существование общественных и не только общественных наук шло и идет по собственным законам, а существование объективной и субъективной жизни - по собственным, а это есть ничто иное, как существование по идеологическим канонам.
Философы, проникшись излишним пиететом к своим классикам, сознательно или по принуждению отказались от методологической роли философии относительно конкретных научных дисциплин, практики в целом. Связанный с этим комплекс неполноценности, выражающийся в боязни взять на себя ответственность за разработку категорий, привел к застою в общественных науках и пренебрежению ими со стороны естественников и обыкновенных граждан, не связанных с наукой.
Возникла ситуация, когда не получив от философии помощи в конструировании нужных им категорий, представители менее общих наук отказались от методологической роли философии, стали разрабатывать свои общефилософские категории и, естественно, заговорили на разных языках, перестали понимать друг друга, хотя говорили и говорят об одном и том же. Налицо новый Вавилон. Чем он закончился для людей – известно. Можно предположить подобный результат и развития науки в целом.
Выход из этой проблемы не простой, но возможный и его можно свести к следующим положениям:
Философам необходимо активно включиться в системное наблюдение за окружающей их действительностью, увидеть и отобразить её во всей сложности и изменениях, провести «ревизию» своего категориального хозяйства и тем самым включить философию в действительную ипостась методологической науки, имеющей практический смысл для других наук.
Для этого она обязана, с одной стороны, конструировать максимально широкие категории, применимые как к бытию в целом, так и отдельным его сферам, а с другой, предлагать их более конкретным наукам в таких формулировках, которые было бы можно и желательно применять, уточнять другим уже более практичным наукам.
Без этого философию отодвигали и будут отодвигать на задворки науки и заменять промежуточными дисциплинами.
В свою очередь конкретным наукам надо отказаться от высокомерного взгляда на философию. Избавление этих наук от несвойственного им теоретизирования в сфере общей философии (часто можно наблюдать, как они блуждают в трех соснах) направит их усилия на прикладное использование, разработку этих категорий применительно к своей науке.
Выполнение философией своей методологической функции, сотрудничество ученых различных сфер в области конструирования категорий обязательно приведет и к тому, что ученые гуманитарии и естественники, одинаково понимая и принимая определенные научные категории, смогут договориться друг с другом, вести параллельные исследования, обмениваться опытом и, используя приемы верификации, дать более или менее системную, научную картину мира.
И, наконец, если мы хотим действительного превращения философии в методологическую науку, то должны признавать то, что должна быть одна единая и не делимая на диамат и истмат философия как методологическая наука. Потому что если есть истмат, то в естественных науках должен быть физмат, химмат, биомат и т. п. Гибридизация философии оказалась не плодоносной. На мой взгляд, должна быть единая, неделимая философия.
[1] Автор поднимает проблему, но вовсе не претендует на истину в последней инстанции.
[2] Излагая триаду развития категории «потребность» мы вовсе не претендуем на доскональность разработки этой категории и этапы её превращений. Это лишь схема.
[3] См. Концепция самоорганизации: становление нового образа научного мышления. Учебное пособие для студентов и аспирантов. - М.: Наука, 1994. - 207 с. I5ВN 5-02-013587-9 стр. 11.
