Памяти Егора Летова

Представляется весьма символичным, что Президент РФ Б.Н. Ельцин предпринял первую открытую попытку государственного переворота ровно через два месяца после инаугурации и вступления в должность Билла Клинтона - 20 марта 1993 года.  Появление Ельцина на российском телевидении (также ретранслированное на американском канале CNN) с указом об «особом порядке управления страной» (ОПУС), предполагавшим роспуск Съезда народных депутатов и Верховного Совета РФ, спичтайтер Президента Клинтона Джордж Стефанопулос называет в своих мемуарах «первым реальным кризисом» для новой американской администрации.  Срочно вызванные Клинтоном в Овальный кабинет Белого дома помощник по национальной безопасности Энтони Лэйк и его заместитель Сэнди Бёргер, госсекретарь США Уоррен Кристофер, посол по особым поручениям и специальный советник госсекретаря по связям с бывшими республиками СССР (впоследствии заместитель госсекретаря и основной архитектор отношений с Россией) Строуб Тэлботт и спичрайтер Стефанопулос столкнулись с необходимостью впервые сформулировать официальную позицию руководства США в отношении драматически разворачивавшегося конфликта между ветвями власти в России.

 

Перед Клинтоном и его командой стояла дилемма, от решения которой во многом зависело дальнейшее развитие не только российско-американских отношений, но и сугубо внутренних событий в России.  Последуй руководство США заключению и рекомендации Тоби Гати, одного из самых осведомленных своих советников[2], в 1993 году первой занявшей должность специального помощника президента США по России, Украине и евроазиатским государствам в Совете по национальной безопасности (СНБ) США, «избежать наиболее характерного (и ошибочного) элемента прежней политики США в отношении России – персонализации процесса реформ», и ход российской истории, как бы патетически это ни звучало, мог избрать иное направление. К сожалению, Гати не была приглашена для участия в совещании в Овальном кабинете и ее предупреждение о том, что «для Соединенных Штатов важно продолжение ельцинских реформ, а не президентства Ельцина», как такого, не было повторено ни Лейком, ни Бёргером.

 

Возобладала другая точка зрения.  По словам Стефанопулоса, «может быть, Ельцин действовал вне рамок новой конституции [Стефанопулос ошибается: до принятия «новой» конституции в России оставалось еще 9 месяцев. – А. Д.], но казалось, что он делает это во имя демократических реформ».  Приятель Клинтона по стажировке в Оксфорде в 1969-1970 гг. С. Тэлботт (впоследствии корреспондент и глава вашингтонского отделения журнала «Тайм», получивший известность благодаря переводу мемуаров Н.С. Хрущева), «настоял» на том, что «Ельцин был единственной лошадью реформаторских сил» в России.

 

Результатом совещания стала следующая уродливая формула, официально озвученная Стефанопулосом на брифинге 21 марта 1993 года: «Мы поддерживаем демократию и реформы, и Ельцин – лидер движения реформ»[3].  (Иными словами, нет бога, кроме «движения реформ», и Ельцин – пророк его).  Тем самым администрация США полностью солидаризировалась с Ельциным и дала ему санкцию на государственный переворот.  Не получилось в марте – получится через полгода.

Уже первая вышедшая 22 сентября 1993 года статья в «Нью-Йорк таймс» (из шести, опубликованных в этой газете в тот день, включая передовицу) «Противостояние в Москве: США поддерживают действия российского лидера по преодолению кризиса»[4] содержит деталь, не совпадающую со сформулированной впоследствии (и, в частности, отраженной в мемуарах Строуба Тэлботта) официальной картиной событий. По сообщению репортера газеты Элейн Сциолино, ссылающейся на заявление тогдашнего государственного секретаря США Уоррена Кристофера, об указе № 1400 в Белом доме узнали не из новостей, а еще «за час до» ельцинского выступления по телевидению 21 сентября 1993 года.  Жители России еще были в полном неведении относительно того, что они услышат с телеэкранов в 20.00, а российский МИД уже услужливо сообщил эту информацию послу США в Москве Томас Пикерингу, а также послам Великобритании, Франции, Германии, Италии, Канады и Японии.  (Послы других держав, в том числе стран СНГ, такой чести не удостоились).

 

Сразу после 17-минутного телефонного разговора с Ельциным, состоявшегося через 20 минут после ельцинского выступления по телевидению, Клинтон сделал официальное заявление о том, что он «полностью» поддерживает Президента России.  Более точно заявление Клинтона звучало следующим образом: «При демократии [сами] люди должны принимать окончательные решения по вопросам, находящимся в центре политических и социальных дебатов. Президент Ельцин сделал свой выбор, и я его поддерживаю полностью» (WSJ, 22.09.1993).

 

Первое предложение явно не состыковывалось со вторым. В 1990 году «[сами] люди» избрали верховную законодательную ветвь власти, распускать которую Президент был не в праве.  Единоличное решение Ельцина о разгоне Верховного Совета и Съезда народных депутатов и о назначении новых парламентских выборов, «полностью» поддержанное Клинтоным, не имело ничего общего с демократией.

 

Апеллирование Клинтона к апрельскому (1993 г.) референдуму «да-да-нет-да», якобы давшему Ельцину «моральное право» распускать парламент[5], также не выдерживает критики. Во-первых, согласно решению Конституционного Суда РФ (а не по решению «легислатуры», как пишет Эрлангер), результаты референдума сами по себе не давали оснований для фактического проведения досрочных выборов. Во-вторых, если американское руководство является горячим сторонником такой формы народного волеизъявления как референдум, отчего оно отказалось признать еще более внушительные результаты прошедшего в октябре 2004 г. в Беларусии референдума, санкционировавшего выдвижение столь нелюбимого Вашингтоном А.Лукашенко на третий срок.  Наконец, разве не поддержали США Ельцина еще во время его первой попытки распустить парламент и ввести «особый порядок управления в стране» в марте 1993 года, за месяц до референдума?

 

Разве не было выражено отношение правящей элиты США к первой попытке конституционного переворота в России в заголовке передовицы в «Нью-Йорк таймс» 22 марта 1993-го: «На баррикады с г-ном Ельциным»?  Как пошутил советник президента по национальной безопасности Энтони Лейк, сравнивая сентябрьский кризис в России с мартовским, это был «’День сурка’ только хуже». (Имелся в виду фильм, для главного героя которого (в исполнении Билла Мюррея) время утратило свое нормальное движение, и он вынужден день за днем вести телерепортаж о проходящем в США в начале февраля каждого года «Дня сурка»).

 

Cам Билл Клинтон пишет в своих мемуарах, что наблюдал речь Ельцина о введении ОПУСа по одному из телевизоров, установленных в Овальном кабинете Белого дома.  По другому в это же время транслировалась игра в баскетбол между университетскими командами из Нью-Йорка и Арканзаса, родного штата Клинтона.  «В обоих случаях, - пишет экс-президент, - были команды, за которые я болел»[6].  Очень образное сравнение…

 

22 сентября Президент США и «другие официальные представители Белого дома» обратились к европейским лидерам с призывом сделать аналогичные заявления в поддержку Ельцина.  Клинтон лично связался с канцлером ФРГ Г. Колем, чтобы пересказать ему содержание разговора с Ельциным.

 

По словам Клинтона, он «почти со вздохом облегчения» воспринял обещание Ельцина провести в декабре новые «свободные и справедливые» выборы «во имя демократии» и «обеспечить этой осенью мир, стабильность и открытый политический процесс». Отказываясь признавать издание Указа № 1400 конституционным переворотом, Клинтон заявил, что, напротив, действия Ельцина «подчеркивают сложность процесса реформ, которые он проводит», и сами они вызваны «конституционным кризисом, который достиг критической остроты и парализовал политический процесс» в России.  Ельцин в глазах Клинтона и членов его администрации представал «лучшей надеждой на демократию» в России, «своего рода российским Шарлем де Голлем, прибегающим к авторитарным полномочиям для спасения страны из хаоса».

 

Клинтону вторили его коллеги по партии.  Лидер демократов в сенате, только что избранный вице-президентом США, Джозеф Байден со всей ковбойской прямолинейностью назвал президента России «единственной лошадью, на которой [нам] можно ехать»[7].

 

Опытный юрист-практик, выпускник престижной Стэнфордской школы права госсекретарь США Уоррен Кристофер на встрече с представителями американских СМИ со словами «я не намерен вдаваться в дискуссию о конституционных и правовых вопросах России» отказался отвечать на вопрос: «Выходят ли действия г-на Ельцина за пределы его властных полномочий?».  Однако предельно откровенно заявил, что реформы Ельцина являются «инвестицией в национальную безопасность Соединенных Штатов» (выделено мной. – А. Д.). В этом всё дело!  А если мы сопоставим заявление Кристофера со словами общавшегося с репортером «Нью-Йорк таймс» на условиях анонимности 21 сентября высокопоставленного лица администрации США (может быть, Тэлботта?) о том, что в ходе телефонного разговора Ельцин дважды заверил Клинтона в своих намерениях «ускорить темп реформ», то становится еще более очевидным, что президенту России «вашингтонским обкомом» был фактически предоставлен карт-бланш. Указ № 1400 стал крупной «инвестицией в национальную безопасность Соединенных Штатов».

 

Всё тот же анонимный источник сделал еще одно исключительно любопытное признание, фактически являющееся ответом на вопрос, знала ли администрация США о готовящемся конституционном перевороте в России.  По его словам, еще 13 сентября, то есть за 8 дней до обнародования Ельциным пресловутого указа № 1400, находившийся в Вашингтоне при подписании израильско-палестинского мирного соглашения «дорогой Андрей» Козырев отозвал в сторону своего американского визави госсекретаря Уоррена Кристофера и предупредил его о «драматических событиях», которые должны были «скоро» произойти. «Ясно», что «Козырев старался дать госсекретарю сигнал», писала «Нью-Йорк таймс».

 

«Уолл-стрит джорнал» сделал важное уточнение: Козырев не только информировал американцев о планах президента РФ, но и призвал правительство США оказать ему необходимую поддержку (WSJ, 22.09.1993).  Доверительное сообщение Козырева было, несомненно, доведено до Клинтона, и санкция была получена.

Приведенные заявления представителей Белого дома документально подтверждают заключение ряда наблюдателей, в том числе автора этих строк, о том, что Ельцин и его окружение часто (или даже, как правило) информировали администрацию Клинтона о подготовке наиболее важных внутриполитических событий и решений в Москве.  По крайней мере, до перевыборов Ельцина на второй президентский срок и до осложнения отношений между РФ и США из-за агрессии НАТО на Балканах.

 

Дмитрий Саймс (Симис) делает еще более сильное заявление.  По его словам, «без особых размышлений администрация [Клинтона – А. Д.] начала давать мгновенные советы, часто больше похожие на откровенное давление на правительство Ельцина, относительно того, как Россия должна проводить экономические реформы – и даже в отношении того, какие именно люди подойдут для этой работы». «Духовный отец реформаторов» Тэлботт играл при этом роль «проконсула Строуба», как называли его в российском МИДе[8].

 

Отставки Коржакова, Барсукова и Сосковца в июне 1996-го, например, не были спонтанным и неожиданным шагом непредсказуемого президента РФ. Согласно Тэлботту, «Ельцин снял Коржакова после намека, сделанного им [Ельциным – А. Д.] в ходе телефонного разговора с Клинтоном за месяц до события» [9].  Не соответствует действительности официальная версия о том, что в январе 1994 года Егор Гайдар и Борис Федоров «подали в отставку».  (Такая информация содержится, например, в справочнике «Федеральная элита.  Кто есть кто в политике и экономике» (М.: Центр политической информации, 1999).  О своем намерении уволить этих реформаторов «в розовых штанишках» Ельцин сообщил Клинтону еще «накануне».  Несмотря на попытку замминистра финансов и ближайшего подельника «молодых реформаторов» в американской администрации Ларри Саммерса (впоследствии министра финансов и президента Гарвардского университета, со скандалом изгнанного из стен этого уважаемого заведения) через Тэлботта «передать Клинтону, чтобы он немедленно надавил на Ельцина с целью оставить Гайдара и Федорова на их должностях» (стр. 117), Президент США не стал размениваться на такой, как он считал, «второстепенный кадровый вопрос», и «реформаторы» вылетели из Правительства.

 

Помимо официальных каналов связи между Москвой и Вашингтоном, важным источником политической информации для американского госдепартамента, как свидетельствуют мемуары Строуба Тэлботта, служил «крот» в кремлевской администрации - помощник Ельцина по международным делам Д.Б. Рюриков, на дочери которого вторым браком женат президент Центра Никсона Д.К. Саймс.  По словам Тэлботта, запрятанным в набранные мелким шрифтом примечания в конце его книги, Рюриков через свою дочь организовывал утечки информации из Кремля Саймсу, а тот «передавал ее нам», то есть в Госдеп. «Почему нам давалась возможность заглянуть за закрытые ворота Кремля, никогда не было вполне понятно», - неубедительно лукавит Тэлботт[10].  Экстраполируя на США эту совершенно нездоровую для любой нормальной государственной машины ситуацию, когда помощник одного президента по налаженному каналу через члена своей семьи передает служебную информацию в правительство другой страны, хочется спросить: а был бы сам Тэлботт утвержден на свою должность сенатом, если бы, скажем, его сын Эдриан был женат на дочери генерала КГБ? Абсурд! Но только не в «демократической» России времен «царя Бориса».

 

После прочтения мемуаров Тэлботта, в которых он, в частности, засвечивает Рюрикова, я долго не мог найти ответа на вопрос, зачем он это сделал.  Или почему он так откровенен в признании, что долгие годы фактически давал указания, инструктировал Козырева.

 

Конечно, никого не удивляет, что особую теплоту и симпатию как бывшего замгоссекретаря, так и его шефа Уоррена Кристофера вызывал именно Андрей Козырев, называемый в мемуарах Тэлботта не иначе, как «архитектор не только независимости России, но и ее соседей» (стр. 166), человеком, «персонифицирующим радикальный разрыв России с ее прошлым» (стр. 160), чья отставка, в конечном итоге, была вызвана тем, что «его видение его страны совпадало с нашим собственным» (стр. 189).  Козырев трогательно плачется в жилетку Тэлботта: «Я долго не продержусь. Я устал быть единственным голосом, устал быть единственным человеком в окружении Ельцина, который защищает такие позиции, которые вы, американцы, признали бы приемлемыми» (стр. 178).  Ну, а поскольку Козырев и не скрывает, что его взгляды на Россию и ее внешнюю политику совпадают с госдеповскими, то Тэлботт позволяет себе открыто инструктировать министра РФ.  «Андрей, - сказал я, - отправляйтесь домой и примените свою магию на своем боссе [Ельцине - А. Д.], чтобы он и Леннарт Мери [Президент Эстонии] решили эту проблему [о выводе российских войск из Эстонии. - А. Д.] раз и навсегда» (стр. 128). «Дорогой Андрей» послушно берет под козырек.

 

Думаю, что хотя бы в какой-то мере ответ на эти вопросы заключается в том, что американцы не любят «шестерок».  (Да и кто их любит?). И вот уже Тэлботт начинает подтрунивать и издеваться над Козыревым, который умоляет госсекретаря США Уоррена Кристофера в апреле 1996 года в Нью-Йорке организовать ему совместную фотосессию с Клинтоном в Овальном кабинете Белого дома, что, по мнению Козырева, должно было укрепить его положение в глазах Ельцина: Клинтон-де меня ценит и не даст в обиду.  «По поручению Криса [Кристофера - А. Д.] я вылетел в Нью-Йорк для того, чтобы попытаться убедить Козырева в том, что его просьба просто смехотворна», - пишет Тэлботт.  И, подразнив, предлагает сделку.  Баш на баш!  «Я сказал ему [Козыреву - А. Д.], что он увидит президента только и исключительно в том случае, если он подтвердит Крису план, который мы подготовили».  План, о котором говорит Тэлботт, - это не что иное, как план расширения НАТО на Восток, активнейшим сторонником которого был «Стробович», несмотря на первоначальные возражения Пентагона и прохладное отношение со стороны Уоррена Кристофера.  Козырев «согласился, прибыл в Вашингтон, сказал все правильные слова Крису, заработал короткую поездку на лимузине на Пенсильвания-авеню, 1600 для встречи с Клинтоном» (стр. 157).

 

Но, как мне представляется, есть еще одно объяснение «засветки» Рюрикова в мемуарах Тэлботта. Разгадка, видимо, заключается в том, что в своей книге Д. Саймс называет Игоря Малашенко ближайшим пособником Тэлботта в ближнем круге Ельцина и координатором активного вмешательства администрации Клинтона в ход президентской избирательной кампании 1996-го года в России.  По сути, Тэлботт в своих мемуарах сводит счеты с Саймсом за это заявление и наносит ответный удар, обвиняя Рюрикова и самого Саймса в сливании закрытой информации о происходящем «за закрытыми воротами Кремля» в Госдеп.

Подленькие мемуары получились.

И не только в этом эпизоде.  Вспоминается такой случай.  На излете своей дипломатической карьеры в конце второго президентского срока Клинтона и, видимо, не веря в победу на президентских выборах 2000 года демократа Гора, «Стробович» объехал ведущие академические центры США в поисках места для мягкой посадки после ухода в отставку.  (В конечном итоге, он сначала получил предложение создать и возглавить Центр изучения проблем глобализма при Йельском университете, а затем занял должность президента The Brookings Institution в Вашингтоне).  В феврале 2000-го Тэлботт был с помпой принят на юридическом факультете Нью-Йоркского университета, где я в то время преподавал.  Представленный Тэлботту деканом Школы права (ныне - президентом всего университета) Джоном Секстоном, как первый за историю факультета приглашенный профессор права из России, я не мог не доставить себе такого удовольствия и не обратить внимание заместителя Госсекретаря на то, что в 1990-1993 гг. работал ведущим, а затем главным специалистом Комитета по международным делам Верховного Совета России. «Если Вы полагаете, что первый российский парламент действительно был «бандой коммунистов и фашистов», то я из их числа».  «Я никогда не говорил о фашистах в Верховном Совете», - холодно произнес Тэлботт и демонстративно отвернулся, давая всем своим видом понять декану факультета, что его выбор русского приглашенного профессора был не самым удачным.

 

Признаюсь, первое, что я сделал после выхода мемуаров Тэлботта – открыл страницы, посвященные Верховному Совету.  И что мы видим?  Многочисленные упоминания «красных» и «коричневых» в Верховном Совете, блокировавших в начале 1990-х ельцинские «реформы» по рецептам американских советников и МВФ.  Как же так, г-н Тэлботт?  Что «фашисты», что «коричневые» - разницы никакой!  Даже Клинтон в своих мемуарах такого не позволяет и в худшем случае называет оппонентов Ельцина (почему-то в «Думе, парламенте России»)[11] «реакционными элементами» или «старыми коммунистами и прочими реакционерами»[12].  (А преподавать в Нью-Йоркском университете меня, кстати, больше не приглашали).

 

Во второй половине дня 21 сентября Кристофер проинформировал американских конгрессменов о событиях в Москве и призвал их «удвоить усилия по принятию амбициозного пакета помощи» «реформаторам» в России и республиках СНГ размером в два с половиной миллиарда долларов!  «Я думаю, что причины [для такого принятия - А. Д.] еще более веские сейчас, чем они были» раньше, заявил Кристофер (WSJ, 22.09.1993).  29 сентября Палата представителей 321 голосом против 108 приняла пакет помощи «реформаторам».  Голосование в Сенате 30 сентября, в последний день финансового года, было еще более единодушным: пакет был поддержан 87 сенаторами против одиннадцати.  Тем же вечером финансовый закон был подписан Клинтоном.  Впрочем, как пишет Сциолино, у Конгресса США и без слов Кристофера не было намерения «наказать г-на Ельцина, приостановив предоставление американской помощи» (NYT, 22.09.1993).

 

Было бы несправедливо не сказать о тех редких голосах, которые иногда раздавались в Конгрессе США против финансовой «помощи» Москве и безоговорочной поддержки Ельцина и «реформаторов».  Так, член Палаты представителей Джеймс Трафикант (республиканец от штата Огайо) обратил внимание своих коллег на то, что «может быть, впервые в истории Дядя Сэм предоставляет иностранную помощь стране, у которой не один, а два президента».  И повторил: «У России сейчас два президента».  «Пусть Дядя Сэм отступит, - заявил Трафикант, - и пусть русский народ сам финансирует демократию в России».

 

Дж. Трафикант не впервые выступал с подобными призывами.  Во время первой попытки роспуска парламента России в марте 1993-го года он высказался еще более резко: «Г-н спикер, Борис Ельцин в беде.  Мистер Ельцин хочет еще денег от Дяди Сэма… Г-н спикер, я хочу заявить Конгрессу, что если бы у нас были лишние деньги для инвестирования в демократию, Конгрессу следовало бы инвестировать их в развитие американской демократии и «начать читать граффити на брошенных зданиях в нашей великой стране».  А потому, вместо предоставления Ельцину наличных денег, по словам конгрессмена, Америка должна научить русских «как ловить рыбу, возделывать поля и добывать золото и нефть из недр». 

 

Еще через год, 27 сентября 1994-го во время очередного визита Ельцина в США Дж. Траффикант, сравнив мольбы о финансовой помощи со стороны российский реформаторов с «заезжанной пластинкой» (или «сломанным патефоном»), заявил, что Америка не «свинья-копилка» и что «настало время Конгрессу сказать, наконец, Ельцину отправляться обратно в Россию и заняться возделыванием чёртовой кукурузы…  Наши города погибают, их мэры нуждаются в американских инвестициях, просят Конгресс вложить деньги в их города, а мы что делаем?  Опять развлекаем Бориса!».  Несмотря на всю прямолинейность выражений Траффиканта, это была честная и последовательная позиция.  Сам Клинтон признает, что против «предоставления России новых денег» в 1993-м году выступали 75 процентов американцев[13].

 

Призывы немногих американских законодателей «не класть все яйца в одну корзину» и не оказывать безоговорочную поддержку Ельцину в ущерб демократическому процессу в России остались гласом вопиющего в пустыне.  Исключение (в данном случае, в виде речей Джеймса Траффиканта или Арлена Спектера), как говорится, только подтверждает правило.

 

22 сентября 1993 года, то есть уже на следующий день после издания указа № 1400, конгрессмен-демократ от штата Мэриленд Стени Хойер (в настоящее время лидер демократического большинства в нижней палате Конгресса) выступил с показательной речью в Палате представителей.  Признавая, что указ о роспуске российского парламента был «технически... незаконным», Хойер утверждал, что Ельцин «действовал, следуя духу демократии, нарушая букву закона». Однако, «основная причина продолжающейся западной поддержки Ельцина» в его противостоянии с законодательной властью, согласно конгрессмену, заключалась даже не в демократическом характере ельцинского режима, но в том, что «Ельцин является откровенно проамериканским, прозападным, прорыночным» политиком, тогда как Верховный Совет «обвиняет Запад в стремлении подорвать и ослабить Россию» и «выступает против ельцинской программы приватизации».  Таким образом, резюмировал Хойер, «проведение необходимых реформ» правительством Ельцина и «удержание им России на прозападном курсе» является «императивом... для наших собственных интересов».

 

Конгрессмен-демократ от Калифорнии и один из главных русофобов на Капитолийском холме Том Лантос заявил о своем желании «пожелать удачи Борису Ельцину». Почему?  Потому что «первый за 1000 лет русской истории демократически избранный президент сейчас ведет борьбу против сил тьмы, зла и тоталитаризма, стремящихся повернуть вспять часы истории».

В тот же день, 22 сентября сенатор-демократ от штата Род-Айленд Клэборн Пелл приветствовал «быструю, недвусмысленную поддержку администрацией Клинтона действий президента Ельцина по консолидации демократических реформ в России» и призвал сенат проголосовать за выделение пакета «помощи» для того, чтобы «продемонстрировать реформаторам, что мы на их стороне».

 

Ельцин распустил парламент?  Не страшно!  Ведь у него «длинный послужной список приверженности демократическим принципам», как заявил 23 сентября еще один видный конгрессмен-республиканец от штата Нью-Йорк Джеральд Соломон.  Ельцин призвал к быстрому проведению выборов, а потому парламент был распущен ради «усиления, а не ликвидации парламентской демократии в России».

 

26 октября 1993 г. все тот же конгрессмен Соломон направил официальное обращение Президенту Клинтону, в котором прогнозировал, что предстоящие выборы в России «приведут к образованию первого действительно представительного парламента в истории России», который «почти наверняка» будет «значительно более демократическим и дружественным по отношению к Западу, чем только что распущенный Верховный Совет». Далее следовал призыв объявить предстоящие выборы в России одним из «основных приоритетов внешней политики США» и предоставить «как можно больше помощи демократическим кандидатам в России». Один из прогнозов конгрессмена все же сбылся: в декабре 1993 года в России был-таки избран «действительно представительный парламент», но без большинства столь любезных Соломонову сердцу «реформаторов».  (Продолжение в следует)

---

[1] [13] Ibid. P. 506.Домрин Александр Николаевич - кандидат юридических наук, доктор права (S.J.D.) Пенсильванского университета. Руководитель Отдела международных связей компании «Пепеляев, Гольцблат и партнеры». Автор монографий «Конституционный механизм чрезвычайного положения» (Москва, 1998) и “The Limits of Russian Democratisation” (Лондон—Нью-Йорк, 2006). Корреспондент журнала «Представительная власть – XXI век» в США.